Even the best fall down sometimes,
Even the wrong words seem to rhyme,
Out of the doubt that fills my mind
I somehow find you and I collide
Минерва МагГонагалл никогда не была предвзятой женщиной. По крайней мере никогда не считала себя такой, несмотря на то, что некоторые слизеринцы имели на этот счет иное мнение. Например Эрик Мэйсон - наглядный пример студента, которого декан Гриффиндора, наверное, хотела бы видеть на факультете у себя, потому что ей наверняка больше понравилось бы ставить 'Превосходно' чуть ли не лучшему студенту ее класса, если бы он еще и принадлежал к ее факультету. А так же если бы он был менее высокомерным и самодовольным и более почтительным и толерантным. Но Эрик Мэйсон таким не был, и это наверняка не сильно нравилось декану факультета льва. А потом скажут, что это Снейп предвзятый...
Так или иначе стоя посреди кабинета завхоза, в противоположном углу которого почему-то стояла жутко недовольная Джинни Уизли (выглядела она так, как будто проглотила целый лимон), слизеринец постарался избавиться от личных переживаний и переключиться на предстоящее взыскание, которое обещало быть... хм... любопытным.
Когда Филч договорил свою речь (что-то о дисциплине и нарушениях, которые влекут за собой наказание), их маленькая процессия наконец направилась в кабинет профессора Снейпа, как сказал завхоз: убраться там. К счастью - по крайней мере, к счастью для гриффиндорки, которая в лучших традициях своего факультета ненавидела декана Слизерина - Снейпа там не было. Зато там было столько грязи, что Эрик с ностальгией подумал о грязной посуде, которую ему пришлось мыть на предыдущем взыскании опять же от мисс МакГонагалл. Еще одно доказательство в пользу ее необъективности. Да еще эта подружка "знаменитого Поттера", которая наверняка не сможет держать рот на замке хотя бы пару часов.
Будь Мэйсон более задирчивым или окажись на него месте, скажем, Малфою, "противостояние факультетов" приобрело бы немалые масштабы уже через пять минут после ухода Филча, однако по природе более чем бесстрастный Эрик считал ниже своего достоинства пререкаться с какой-то младшекурсницей, к тому же еще и рыжей. Мэйсон не особо любил рыжих, а с недавних пор выяснилось еще, что от них одни неприятности, так что молодой человек просто принял вид более чем недовольный и молча взялся за работу.
Так прошло около получаса. Они уже почти закончили, остался только какой-то небольшой шкаф и письменный стол. Последним занялся Эрик, а Джинни достался шкаф. Там были колбы и бутылки с зельями, и парень с злорадством отметил про себя, что девушка пытается быть с ними крайне осторожной. Еще бы, разбей она что-то, ей бы не поздоровилось, ведь декан слизеринцев не любил гриффиндорцев намного сильнее, чем то делала декан Гриффиндора по отношению к студентам факультета Змеи. Так что Эрик медленно протирал пыль с письменного стола и краем глаза следил за рыжеволосой гриффиндоркой, которая, наконец, сняла с самой верхней полки одинокую бутылку. Судя по ней и по цвету ее содержимого это было вино. А этикетка сообщала, что оно - 1864-ого год.
Хорошее, наверно. Вряд ли бы Снейп стал пить гадость, - лениво подумал брюнет, и придав лицу серьезность, рявкнул на девушку:
- Эй, положи на место, это тебя не касается.
На самом деле ему было наплевать выпьет ли Уизли вино его профессора, выльет на пол или что-то еще. К сохранности имущества своего декана Мэйсон относился довольно незаинтересованно, просто на секунду в нем проснулся авантюризм, который так редко поднимал голову в этом угрюмом слизеринце. Но было любопытно как на его запрет отреагирует известная своим пылким нравом Джиневра.

Если что и умел Мэйсон, так это наблюдать и коллекционировать. Он в мгновении ока впитывал в себя все полезное, чтобы в нужный момент воспользоваться накопленным. Это великолепное свойство для ученика любого вида, так что незачем говорить как хорошо юноша усваивал уроки, в том числе - уроки жизни. Будучи не самым искусным мастером общения с представителями своего же вида, Эрик успел неоднократно понять, что это общение не сулит ему ничем хорошее. Однако не будучи ярко выраженным драчуном, обычно он предпочитал просто молча ненавидеть других людей, не вступая с ними в бессмысленные дискуссии, а уж тем более конфронтацию. Практика доказала, что даже коротко брошенное оскорбление может перерасти во что-то более масштабное и совершенно не нужное парню, во что-то похожее на... отношения.
Мэйсон ненавидел это. Он просто банально ненавидел людей, ну неужели так сложно это понять?! Так что совершенно ясным было одно: ему не хочется ввязываться в перебранку с этой вызывающей девицей и наступать на одни и те же грабли во второй раз. Ведь с недавних пор пререкания у него плавно перетекали в некие интимные контакты, а потом превращались во всякие неприятности для него любимого. Эта цепная реакция становилась чем-то вроде традиции, так что Эрик решил: ни в коем случае не поддаваться на провокации. В принципе, он так и делал, на провокации он не поддавался, зато... провоцировал сам. Нет, все-таки ничем хорошим это взыскание не закончится... Просто не может закончится, таков закон жанра между факультетами Льва и Змеи.
Джиневра Уизли была типичной "львицей", истинная дочь своего факультета - упрямая, дерзкая, самонадеянная и, конечно же, с нерушимой верой в правильность и благородство собственных поступков. Одним словом - крайне глупа. Глупа, не потому, что провоцировала его на конфликт, чтобы потом обвинить его же (ей не хватило бы на это изворотливости), а потому, что потом искренне верила бы, что на самом деле инициатором был он сам. Она была настолько предсказуема, что даже прежде, чем первому нарушить молчание, он уже знал ее ответ.
Не смей указывать мне что делать, ты - плохой, плохой слизеринец!, - мысленно передразнил ее Эрик, не в силах сдержать ухмылку, когда Джинни решила не утруждать себя оригинальностью и сказала практически то, что и ожидал от нее молодой человек. "Плохой слизеринец" так и не был озвучен, но Эрик решил довольствоваться выражением лица девушки, на котором брюнет прочитал о себе вещи похуже. Да, определенно он не был кумиром Девушки-которая-бегала-за-мальчиком-которого-давно-уже-достала.
- С чего ты взяла, что я бесстрашный? - притворно приподняв брови, безобидным голосом, почти даже ласково поинтересовался слизеринец, - Может еще и честный? Благородный? Доблестный?, - уже с более отчетливо уловимой издевкой в голосе продолжил он, в пару широких шагов сократив расстояние между ними.
На самом деле он не был любителем выпить, может даже совсем наоборот. Спиртное всегда отталкивало его, не потом, что не нравилось, а просто потому, что слишком яркими были воспоминания о родителях-алкоголиках и страх перед генами, унаследованными от них. Так что Мэйсон пил крайне редко и в рамках разумного. Это не вмещало в себя распивание вин Снейпа в его же кабинете, да еще и в сомнительной компании некой гриффиндорки. Но с другой стороны ему было плевать что скажет его декан, в крайнем случае он всегда мог перебросить вину на девушку, и поверьте, он бы сделал это и глазом не моргнул, боясь испортить свой моральный облик. Ибо облик этот без того был, мягко говоря, в плачевном состоянии. В какой-то момент Эрику действительно пришло в голову осушить бутылку профессора, а потом напрочь отрицать свою причастность, когда Снейп заметить пропажу. Ведь не мог не заметить, правда?
Так что, подведя итог, можно сказать, что Эрик Мэйсон на этот раз оказался втянутым в глупую историю, в которой по традиции присутствовала рыжая девушка с другого факультета, из-за... вредности. А что, вполне уместный сценарий для слизеринца...
- За тебя и за твои предстоящие взыскания, - отняв у девушки бутылку, торжественно произнес Эрик, сделав небольшой глоток. Вкус был каким-то странным, но вполне приемлемым. Потом еще пару. А нет, все же неплохой... - Ты довольна, моя госпожа? - и к чему это он вообще сказал? Совершенно неостроумно даже для него...

Что-то было не так, и Эрик почувствовал это практически сразу. Он был достаточно хорошим волшебником, чтобы не прозевать зашкаливающий уровень магии в самом себе, да и не заметить этого было практически невозможно. Достаточно просто вспомнить, что ты никогда в жизни не чувствовал себя подобным образом, и факт инородного вмешательства – налицо.
Если кто-то думает, что любовные и другие относящиеся к этому разряду зелья лишают возможности рассуждать и думать адекватно, то это обычное заблуждение. Мэйсон был разумен, как всегда, и именно разум прошептал ему о том, что что-то случилось с ним, за какую-то долю секунды превратив Джинни Уизли из замухрышку в самое большое чудо на свете. Но самая большая ирония в том, что разумом Эрик понимал, что это – противоестественно и ненормально, и все же часть в нем отчаянно жаждала прикоснуться к ней и умереть счастливым.
Это чувство не имело ничего общего с влюбленностью (так он думал), которую Эрик хоть и не испытывал до сих пор, но не сомневался, что это не столь безрассудно. Так же это не походило на обычную похоть или влечение, потому что как бы сильно он не презирал младшую Уизли, она была, ммм... достаточно хороша собой. ...Здоровый парень. Красивая девушка. Одни. Ему 17... Подобная комбинация неизбежно влечет за собой если не появление чувств или конкретные действия, то по крайней мере рождает в дальнем уголке сознания вполне естественные мысли и желания. И все же то, что испытывал слизеринец в данный момент не имело ничего общего со всем тем, чем он сталкивался до сего дня, о чем читал и возможность чего предполагал. И это нечто взывало ему мозг, распространяясь приятным теплом по всему телу, вызывая странные и до сего не испытываемые ощущения. Они были столь упоительны, что соблазн отключится и просто получать удовольствие был невероятно велик, однако в то же время ничто и никто не мог запретить мозг Эрика – его обычное и настоящее сознание фиксировать ненормальность происходящего и омрачнять идиллию. Словом, он просто тащился от Уизли и в то же время отчетливо знал до чего это невозможно.
- Ты тоже не самое большое чудо на свете, - огрызнулся он, с облегчением заметив, что все еще в силах сделать это. Значит это не любовное зелье и вообще, он не одержим, в нем еще есть что-то, возможно маленькая совсем часть, но все же частица, которая для него. Которая от него прежнего. Настоящего.
И все же, способность отвечать гриффиндорке не избавило его от неизбежного сокращения расстояния между ними, которое создала Джинни, отойдя обратно к шкафу. Он даже не осознал что делает, просто последовал за ней как... даже не как собачонка, а как ее преданная тень. Вот дерьмо, значит, все намного хуже, чем он предполагал.
Без магии тут не обошлось. Скорее всего, дело в той проклятой бутылке из-под лже-вина. Ну вот, я способен додумать мысль. Я – разумное существо, ура! - не без иронии прокрутил в голове слизеринец, стоя за спиной у Джинни так близко, что почти касался грудью ее спины. Аромат, исходящий от нее дурманил рассудок, резко снижая уровень разумности в нем, но опять же, это было не желание и не похоть, а что-то столь глубокое, что пробуждало мысли о вечности, о давно забытых сказках и о рае. Словом – всякий бред. Эрик понимал это, и в то же время не мог запретить себе чувствовать это.
- Уизли, - стараясь говорить так, чтобы голос звучал уверенно, а взгляд не выражал щенячьего восторга из-за близости с ней, начал брюнет, - Что именно было в этой чертовой бутылке, что ты так рьяно пыталась заставить меня выпить? Если ты действительно сделала это намеренно, то лучше скажи сразу, иначе ты очень горько пожалеешь, когда я выясню это сам, поняла?
Может это звучало как угроза, но далеко не выглядело как она, потому что руки парня практически без разрешения его самого пустились поглаживать волосы девушки с чем-то средним между восторгом и благоговением на лице.

Ощущение ее пальцев на его руке было чем-то невообразимым, которое хотелось чувствовать снова и снова. Всегда. Пару секунд Мэйсон стоял молча, плохо вникая в слова рыжей, дезориентированный и удивленный. Своим же мыслям и желаниям. Мастер Салазар, да кто она вообще такая, эта безмозглая гриффиндорка? Кто дал ей право трогать его? Разговаривать с ним, еще и дерзя? Кто дал ей право так выглядеть с этими глазами, в которых хотелось утонуть, с этими огненными волосами? Грешное великолепие, которому хочется поклоняться и обожать, а сразу за этим - уничтожить, сломать, разбить и успокоиться. Найти покой и былое хладнокровие, которое было его другом на протяжении семнадцати лет и улетучивается, стоит ей стоять рядом, так близко от него? Аррр, будь проклят алкоголь!
Джинни тем временем выпустила его руку, яростно стрельнув глазами. Не чувствовать ее пальцы на своей коже казалось чем-то похожим на то, чтобы разом осиротеть, но парень заставил себя собраться.
То ли она была неимоверно глупа, то ли безгранично наивна. Скорее всего, два в одно, это вне сомнений, однако тут в дело включался так же фактор невозможности. Да, есть такой фактор. Это когда тебе и в голову не может придти, что какой-то малознакомый слизеринец вдруг воспылал к тебе горячей любовью и готов будет упасть перед тобой на колени, лишь бы получить один только взгляд карих глаз, которые могут освятить путь в самой кромешной тьме! Блин, опять этот пафос! Так или иначе, Джинне в какой-то мере можно было понять и не винить за то, что она просто не могла позволить своему разуму поверить в этот абсурда. Объясни бы он ей, она все равно не воздержалась бы от возгласов типа "Совсем охренел" или "Не может этого быть". Эрик был готов биться об заклад, что так оно и будет, но прежде, чем признаться ей в своих "чувствах", а так же пояснить ситуацию, слизеринец в нем просто не смог сдержаться от едких комментарий, с целью хоть немного исправить досадное недоразумение, в которой Уизли могло показаться, что он мог дотронуться до нее по свой воле. Да он лучше поцелует соплехвоста!
- Да в гробу я видел тебя с твоими волосами, - парировал Эрик, хотя конечно, получилось слишком слабо для него. Он ведь даже не оскорбил ее как следует...
Джиневра стояла в отблесках тусклого факела, свет которого делал ее рыжие волосы прямо огненными, что очень сильно контрастировало с выражением ее бледного от злости лица. Пару секунд они смотрели друг на друга молча, пока гриффиндорка не решила, что пожалуй, хватит с него сегодня сладкого, и отвернувшись, решительно увеличила расстояние между ними, которое парень сразу же сократил. Пожалуй, находиться вдалеке от нее было труднее, чем хамить ей. Он просто не мог стоять поодаль, не мог и все тут! Зато схватить ее за запястье и развернуть лицом к себе оказалось довольно нетрудно.
- А теперь послушай-ка меня, истеричка, - понимая, что на себя злится даже сильнее, чем на нее, зашипел Мэйсон. Точнее это было шипение лишь в его хорошо развитом воображении, на самом деле он назвал ее истеричкой самым ласковым и влюбленным тоном, на какой вообще был способен. Он хотел бы убить ее взглядом, но на самом деле глазел на младшую Уизли самыми преданными глазами влюбленного самца.
- Не знаю, где я оставил свой мозг, но был бы он у меня, я бы не мечтал о том, чтобы ты позволила мне посвятить тебе стихи. Не знаю, что было в той бутылке, но теперь я просто балдею от тебя. И чтоб ты знала, меньше всего на свете я хочу сейчас стоять тут и сюсюкаться с тобой, не иначе просто НЕ МОГУ! - чувствуя, что сейчас у него начнутся судороги или его попросту расщиплет на мелкие лоскуты от усилия, процедил молодой человек. В нем как будто находили двое, и в то время, как один из них заставлял его до боли сжимать запястье Джинни, другой его левой рукой нежно поглаживал ее щеку, поражаясь ее бархатистости.

Из всех людей на свете Эрики Мэйсон больше всего любил Эрика Мэйсона. Так же, следовательно из всех инстинктов лучше всего у него был развит инстинкт самосохранения, так что вскоре молодой человек понял, что если так и дальше пойдет, он просто лопнет. Это, конечно, фигурально выражаясь, ибо перспектива испачкать и без того не очень дружелюбные стены подземелий своими внутренностями вряд ли представляло из себя реальную угрозу, но заработать себе слабоумие или какую-нибудь психическую болезнь он явно мог, потому что, как оказалось, "любовь" по содержанию риска в себе равняется, скажет, трепанации черепа в домашних условиях.
Так что инстинкт самосохранения на пару с вполне разумным желанием и дальше иметь возможность использовать свой мозг настоятельно умоляли слизеринца пожалеть себя и перестать брыкаться. Поверьте, он бы так и поступил, если бы смирение не означало до конца жизни покорно следовать за Джинни Уизли и поклоняться ей как уникальному и обожаемому божеству. При чем, как он сильно подозревал, ему в прямом смысле придется следовать за ней повсюду, потому что те два метра, которые разделяли их до того, как Джин ушла протирать учительский стол, показались ему световым годом. Его тело требовало находится рядом с ней, настолько близко, насколько это вообще возможно, и Мэйсон с отчаянием понимал, что не может сопротивляться этому. Не может и не хочет, раз на то пошло, ведь рядом с ней было абсолютное счастье, а без нее - отчаяние и мрак. И да, если он переживет эту катастрофу, кажется, ему не составит никакого труда заработать неплохое состояние от продаж сборника лирических стихотворений с посвящением "Моей единственной ангелоликой Джинневре". Вот тебе полный, совершенный, мать ее, капец!
Когда она ударила его, в какой-то нереальный момент Эрик посмотрел на себя со стороны и искренне пожалел юношу с его лицом и телом, который прямо разрывался между желаниями дать ей сдачу и разреветься от отчаяния. И хорошо, что желаний и людей в нем было двое, ибо это помогло сдержаться от любых опрометчивых поступков, ограничившись оцепенением, да таким сильным, что даже боль от пощечины добрался до сознания только через минуту или две. Однако, умеет Уизли замахиваться!
Ступор был столь настоящим, что он очнулся только тогда, когда Джинни заняла оборонительную позицию по ту сторону стола и преследовать ее было уже бессмысленно, да Эрик и не собирался. Оказалось, что как бы больно не было не чувствовать ее тепло рядом, это помогало более разумной части слизеринца работать рационально. Как бы он не желал объяснять этой тупоголовой идиотке еще раз, выбора не было, Эрику была просто необходимо втолкать ей весь абсурд случившегося и заставить ее разобраться с ситуацией вместе с нум, ибо сделать все сам Мэйсон был просто не в состоянии. Лишь понимание этого заставило его проглотить желание запустить в нее непростительным заклинанием (ладно, допустим, он так же был не в состоянии причинить вред своей "возлюбленной", черт!) и сделав глубокий вдох, закатил глаза, заодно нащупав в кармане мантии собственную волшебную палочку.
- Claudere Claustrum, - в сто раз спокойнее, чем за последние четверть часа произнес Эрик, с удовольствием распознав в своем голосе привычные интонации. Разумеется, пылкие чувства к Уизли не могли запретить ему наложить заклинание на дверь. При чем такое, какое она точно с смогла бы снять.
- Отлично, можешь хоть убить меня теперь, все равно это не поможет тебе выбраться отсюда, пока я тебе не позволю, - более мрачно сообщил парень. Грубить или запугивать рыжую, оказалось сложнее. Нет, у него не было на этот счет предрассудков или моральных препятствий, просто он любил ее, пускай под действием зелья, но все же. Некто мудрый сказал, что мы всегда доставляем боль тем, кого любим, но в то же время боль, которую при этом испытываем мы, в стократ сильнее. Так что это было трудно. Почти столь же труднее, как сдержаться и не обезоружить ее самому, ведь он смог бы, если б захотел. Наверняка смог бы. Если бы он не был в нее влюблен...
Как бы то не было, даже не разделяя его неестественных, но от этого не менее сильных чувств, Джинни, кажется, тоже не собиралась убивать его, так что Эрик продолжил:
- Ты можешь выслушать меня спокойно и вникая в смысл слов, мать твою? - он был взбешен, а желание подобраться к ней ближе снова начинало распирать его, так что неудивительно, что Мэйсон отчасти психовал. Он по-прежнему не собирался нанести ей вред, но его волшебная палочка тоже была нацелена на гриффиндорку, а другая рука до боли сжимала край стола, настолько сильно, что побелели костяшки пальцев, - То, что я делаю - из-за зелья, которое было в той гребаной бутылке. Из-за нее я не могу оставить тебя в покое. Просто НЕ МОГУ. И пока с тобой не случилось ничего ужасного, в твоих же интересах помочь мне найти противоядие. Я не угрожаю и не пугаю, но мне и в правду сложновато сдерживать ЭТО. - Эрик сделал неопределенно движение рукой, которой держал волшебную палочку, из-за чего с его конца посыпались искры. Волшебный артефакт тоже считал, что хозяин несколько не в себе, - Дементор подери, как же я тебя люблю, аррр, что я несууу!
Левой рукой брюнет ударил себя по лбу. Было больно, но это ни черта не помогло, так что он упал в кресло своего декана, положив локти на колени и обхватив руками голову. Кажется, скоро у него начнется лихорадка.

Отредактировано Eric Mason (2011-10-12 20:24:04)